Анджелика положила подсвечник и попробовала прорвать картон руками. Тонино встал, отошел в сторону. Пустое дело. Кто-то их все равно подслушивает, что бы они ни предпринимали. Во дворце полно лакеев и солдат. Может, лучше прекратить все попытки и подождать, когда герцогиня выложится до конца. Только сейчас, когда он встал во весь рост, картонная комната показалась ему чрезвычайно маленькой. Наполовину ее заполняли марионетки. В ней и пошевелиться было негде. Тонино хотелось броситься на стену и завыть. Он двинулся вперед и тут же задел стол. И так как теперь он был намного больше и тяжелее, стол закачался и заскрипел.
— Есть! — вскричал он. — Ангел! Дорисуй Ангела!
Шишка на лбу Анджелики повернулась к нему:
— Я не в том настроении, чтобы заниматься художеством.
— Да не художеством — заклинанием, — объяснил Тонино. — А потом мы поставим над собою стол, пока будем таранить дыру.
Анджелике не надо было говорить, что Ангел — самое могучее заклинание в Капроне. Отбросив подсвечник в сторону, она вскочила с пола.
— Да, вот это как раз то, что подействует, — согласилась она. — Знаешь, для Монтана у тебя очень неплохие идеи.
Голова ее снова коснулась люстры. По комнате запрыгали, заплясали тени, мешая им найти кран, которым Анджелика наносила Ангела. Пришлось Тонино просунуть голову и руку в крошечную умывальню, чтобы выломать второй бесполезный кран.
Но даже когда тени прекратили свою пляску, изображение выцарапанного на столе Ангела было едва видно. И выглядело оно неясным и маленьким.
— Ему нужен его свиток, — сказала Анджелика. — И еще я добавлю нимб в знак того, что он святой.
Анджелика была теперь настолько больше и сильнее, что с трудом удерживала в руке крохотный кран. Нимб — когда она закончила Ангела — вышел чересчур велик, а свиток вообще не удался. Стол качался туда-сюда, кран резал слишком глубоко или скользил, и Ангел грозил превратиться в нечто несообразное.
— Кропотливая работа! — вздыхала Анджелика. — Ну как? Пойдет?
— Нет, не пойдет, — отрезал Тонино. — Свиток надо развернуть побольше. У нашего Ангела видно несколько слов.
Тонино был тут совершенно прав, и поэтому Анджелика вышла из себя;
— Да? Вот и рисуй сам, если ты такой умный, ты, Монтаново отродье!
Она протянула кран Тонино, и он, дико рассердившись, выхватил его у нее:
— Вот, — крикнул он, отскребая длинный завиток лака. — Вот недостающий кусок. А слова должны быть сбоку. Carmen pa, Venit ang, Cap и еще много, но на них не хватит места.
— Наш Ангел, — заявила Анджелика, — говорит cis saeculare, elus cantare и visitus data— ближе к концу.
Тонино вовсю скреб по столешнице и не слушал. И без того было достаточно трудно вывести буквы таким орудием, как водопроводный кран.
— Получилось! — вскричала Анджелика. — Знаешь, меня часто удивляло, почему мы поем не эти слова...
Тут им обоим пришла в голову одна и та же мысль. И они, стоя нос к носу над изрезанной столешницей, уставились друг на друга.
— Чтобы найти слова, надо искать их, — сказал Тонино.
— И они были над нашими воротами все это время! Ох, как глупо! — воскликнула Анджелика. — Ну, за дело! Нам нужно удрать сейчас!
Тонино ограничился внесением в свиток Carmen. На большее места не было. И они потащили скрипящий, шатающийся стол к проделанной ими дыре, водрузили над ней и под его прикрытием принялись расширять ее, вырывая куски из раскрашенного пола.
Вскоре их глазам открылся брус из серебристого металла, тянувшийся от крышки люка до этажа под ними. Тонино просунул конец подсвечника вниз между рваными краями картона и сбоку постучал по металлу.
— Заговорен, — заключил он.
— Ангел! Капронский Ангел! — в тот же момент взмолилась Анджелика.
И брус подался в сторону. У их колен отвалился большой прямоугольный кусок пола, открыв бездонную темную дыру.
— Давай возьмем веревку Палача, — предложила Анджелика.
Они кинулись к груде кукол и сорвали веревку с крошечной виселицы. Тонино привязал ее к ножке стола.
— Настоящая бездна, — проговорил он в нерешительности.
— Не-ет, всего несколько футов, — возразила Анджелика. — Да и мы не такие тяжелые, чтобы расшибиться. Уж как я брякнулась, когда ты скинул меня с помоста, но... вот — ничего не сломала.
Тонино пустил Анджелику первой; она спускалась, раскачиваясь в темной пустоте, как бойкая голубая обезьянка. Хрустел хлипкий стол, трр-трр. И накренился в сторону ножки, за которую была привязана веревка.
— Ангел. Капронский Ангел! — шептал Тонино.
Тут стол нырнул — сначала одним углом — вниз в пустое пространство. Картонная комната закачалась. И, обдирая края и треща, будто деревянный, стол застрял в дыре, причем один его угол остался снаружи, а остальное заклинило внутри. Всё, подумал Тонино, теперь он останется в этой комнате навсегда.
— Я внизу, — шепотом сообщила наверх Анджелика. — Можешь тянуть веревку. Она доходит почти до самого пола.
Тонино наклонился над дырой и стал выбирать веревку, привязанную к ножке стола. Он был уверен: произошло чудо. Эта ножка должна была отвалиться, стол — рухнуть вниз. Не переставая шептать: «Ангел, Капронский Ангел!» — он скользнул под стол — вниз, в темноту.
Стол устрашающе затрещал, но не развалился. Тонино заскользил вниз, и, пока он скользил, веревка жгла ему руки. И вдруг — всё, она кончилась. И тут же ступни ударились об пол.
— Уфф! — вырвалось у Тонино. У него было такое чувство, будто ему выкрутили обе ноги.
Тут, внизу, они стояли на блестящем полу дворцового зала. С трех сторон над ними возвышались ширмы кукольного театра «Панч и Джуди». Вместо задней ширмы висел занавес, за которым должен был прятаться кукловод, а по краям просачивался тусклый свет. Они отдернули один конец занавеса. Он был из чего-то жесткого, грубого — вроде мешковины. За ним оказалась стена. Очевидно, по окончании представления кукольный театр задвинули в один из концов зала. Между ширмами и стеной оставалось достаточно места, чтобы Анджелика и Тонино могли протиснуться в зал, залитый лунным светом, который яркими серебряными полосами падал на натертый до зеркального блеска пол.