В конце концов огромная белая крыса с глазами, как два красных стеклянных шарика, стремглав бросилась к мраморной ограде, стуча зубами, зыркая по сторонам, тряся своей горбатой спиной.
— Белая Дьяволица, — сказал Крестоманси, — которую Ангел был послан изгнать из Капроны. Так, так, Бенвенуто! Так, так, Виттория! Теперь она — ваша. Позаботьтесь, чтобы она не вернулась сюда никогда.
Бенвенуто и Виттория уже устремились вперед. Хвосты у них струились, глаза не отрывались от добычи. Они разом прыгнули.
Но и крыса прыгнула — с пронзительным визгом слетела вниз с парапета и бросилась наутек. Распластавшись, Бенвенуто кинулся за ней и сразу оказался рядом с розовым венчиком ее хвоста. Виттория мчалась с другой стороны — снежно-серебристый шар, на фоне которого огромная крыса выглядела желтой, катился вровень с ее плечом. Крыса развернулась, пытаясь их укусить. И тут внезапно к ним троим присоединилось с дюжину небольших крыс, все бежали вниз по крыше и визжали. Через секунду вся крысиная ватага уже переметнулась через скат купола и исчезла.
— Помощнички из дворца, — сказал Крестоманси.
— А Виттория? Они ее не сожрут? — забеспокоилась Анджелика.
— Виттория же лучший крысолов во всей Капроне! — успокоил ее Крестоманси. — Не считая, конечно, Бенвенуто. Да и к тому времени, когда дьявол со своими приспешниками спустится вниз, все кошки Капроны будут их преследовать. А теперь...
Тонино обнаружил, что он снова нормального роста. И схватил Розу за руку. Рядом с Розой он увидел Анджелику. Она тоже была нормального роста. Ее била дрожь, и, натянув на колени свое воздушное голубое платье, она схватила руку Марко. Теперь, когда они снова стали большие, ветер чувствовался сильнее. Но не это заставило Тонино схватиться за Розу. Купол перестал быть для него целым миром. Теперь он был белым холмом, частью серо-коричневого пейзажа. И горы вокруг Капроны выступали безжалостно ясно. Тонино видел вспышки огня и бегущие фигурки, которые, казалось, делали свои перебежки почти рядом с ним или под ним, как если бы крошечный белый купол перевернулся на бок, А вот дома Капроны оказались неизмеримо глубоко внизу, и река, казалось, текла из них. Новый мост находился почти над головой, утопая в облаках дыма. Дым стлался по горам и, клубясь, вырывался из стоящих по обе стороны реки домов за Старым мостом, и, что самое скверное, буханье и уханье, грохот и треск от пальбы почти оглушали, Тонино уже не удивлялся, что Рената и Паоло были такими испуганными. Им владело такое чувство, словно он сам ищет своей смерти.
Схватив Розу за руку, он с отчаянием посмотрел вверх на Ангела. Ангел, по крайней мере, был все таким же огромным. И свиток, который он так же спокойно держал перед ними, — почти таким же большим, как стена дома.
— Теперь, — сказал Крестоманси, — самое лучшее, что вы можете сделать, вы все, — это пропеть слова, начертанные на свитке. Ну же! Быстро!
— Как? И я тоже? — спросила Анджелика.
— Да, все вы, — ответил Крестоманси.
Они собрались, все шестеро, у мраморного парапета; встали лицом к золотому свитку, спиной к Новому мосту, и запели, несколько неуверенно, подгоняя новые слова к мелодии «Капронского Ангела». И слова эти пришлись — потекли как по маслу. Как только это стало ясно, все запели в полный голос. Анджелика и Рената перестали дрожать, Тонино отпустил Розину руку, а Роза положила ему руку на плечо. Теперь они уже пели так, словно всегда знали слова со свитка. Да они и были всего лишь вариантом знакомого стиха, только по-латыни, но как раз они-то лучше всего и ложились на мелодию гимна:
Carmen pacis seaculare
Venit Angelus cantare,
Et deorsum pacem dare
Capronensi populo.
Dabit pacem eternalem,
Sine morbo immornalem,
Capronensi populo.
En Diabola Albata
De Caprona exculsata.
Missa pax er virtus data
Capronensi populo.
Песню мира вековую
Придет Ангел петь
И вниз ниспошлет
Народу Капроны.
Даст мир вечный
Без болезней вечно,
Без войн триумфально
Народу Капроны.
Дьяволица Белая
Из Капроны изгнана.
Мир пришел, и доблесть вернулась
Народу Капроны.
Они кончили петь, и воцарилась тишина. Ни с гор, ни с Нового моста, ни с улиц внизу не доносилось ни одного звука. Все умолкло. Как же они были поражены, когда Ангел едва заметным движением стал медленно скатывать свиток. А сияющие, широко распростертые крылья опустились и встали за его спиной; Ангел встряхнул ими, приводя в порядок перья. И они зашумели, но это был не металлический звук, а мягкое шуршание настоящих крыльев. А в воздухе разлился аромат, такой сладостный, что какое-то мгновение они ничего кроме него не воспринимали.
И тут Ангел взлетел. И пока огромные золотые крылья проносились над ними, они слышали это благоухание вновь, а вместе с ним и пение. Словно сотни голосов, стройно и мощно, исполняли мелодию «Капронского Ангела». Они не знали, был ли это только Ангел или кто-то еще. Они стояли, глядя вверх, и следили, как золотая фигура кружила и реяла и снова кружила, пока не превратилась в золотое пятнышко, сверкающее в небе. А кругом по-прежнему ничто, кроме пения, не нарушало тишину.
— Пожалуй, нам лучше спуститься, — вздохнула Роза.
При одной мысли об этом Ренату бросило в дрожь.
— Не беспокойтесь, — тоже вздохнув, сказал Крестоманси.
Внезапно они снова все оказались внизу, стоя на крепком булыжнике соборного дворика. И Собор вновь был огромным белым зданием, дома — высокими, горы подымались далеко за ними, а людей, окруживших их, никак нельзя было обвинить в чрезмерной сдержанности. Они все бежали туда, откуда можно было увидеть реющего в солнечных лучах Ангела. Архиепископ не скрывал слез, герцог тоже. Они стояли у герцогской кареты, сжимая друг другу руки.