Волшебники из Капроны - Страница 9

— А, Тонино, — обрадовался Старый Никколо, повернув к нему свое лицо огорченного младенца. — У меня отчаянные проблемы. Все наши заняты на Старом мосту, этот осел Ринальдо прикован к постели, а мне необходимо предстать перед герцогом с кем-то из членов моей семьи. Петрокки тоже туда вызваны. Не можем же мы явиться в меньшем числе, чем они! Угораздило же Ринальдо... выбрал время, чтобы сводить счеты с Петрокки.

Тонино не сообразил, что на это сказать, поэтому он спросил:

— Сходить за Бенвенуто?

— Нет, нет, — ответил Старый Никколо, повернув к нему свое лицо расстроенного младенца. — Герцогиня не выносит кошек. От Бенвенуто тут мало проку. Мне нужно взять с собой тех, от кого мало проку на мосту. Ты, Тонино, поедешь, и Паоло, и Доменико, и еще я возьму с собой вашего дядю Умберто — для солидности и веса. Пожалуй, в таком составе мы не будем выглядеть чересчур маломощными.

Очень лестным это приглашение, пожалуй, считать было нельзя, но Тонино и Паоло были в восторге. В восторге, несмотря на то что назавтра дождь зарядил уже с рассвета — белый, как изморозь, зимний дождь. Утренняя смена вернулась со Старого моста под поблескивавшими зонтиками, во влажной одежде и сильно не в духе. Вместо отдыха им пришлось тут же включиться в подготовку тех, кто отправлялся во дворец.

Из каретного сарая выкатили семейный экипаж, поставили под галереей и тщательно стерли с него пыль. Это была вместительная черная карета со стеклянными окнами и чудовищными черными колесами. На тяжелых дверцах красовались Монтановы крылатые кони на зеленом щите. Дождь лил не переставая. Паоло, ненавидящий дождь так же люто, как кошки, очень обрадовался, увидев, что карета настоящая. Лошади настоящими не были. Четыре лошади, вырезанные из белого картона, стояли прислоненными к стенке каретника. Идея таким образом экономить средства принадлежала отцу Старого Никколо. Настоящим лошадям, объяснял он, нужно есть, постоянно двигаться, и для них нужно обеспечить место, где вполне может жить часть семьи. Кучер, тоже и по тем же соображениям вырезанный из картона, находился внутри кареты.

Мальчикам ужасно хотелось посмотреть, как будут оживлять эти картонные фигуры, но мать увела их со двора домой. У Элизабет, проработавший все утро на мосту, еще не высохли волосы, а зевала она так, что, казалось, у нее вот-вот отвалится челюсть, но это не помешало ей приняться за Паоло и Тонино, которых она из последних сил мыла, причесывала и переодевала. К тому времени, когда они — каждый с тщательно прилизанными мокрыми волосами, в на редкость неудобном широком белом воротнике поверх жесткой форменной курточки — спустились во двор, волшебство уже состоялось. Лента с заклинаниями была аккуратно вплетена в упряжь, а кучеру вложена внутрь бумажного кафтана. Четыре лоснящиеся белые лошади, готовые к выезду, били копытами, кучер восседал на козлах, поправляя салатно-зеленую шляпу.

— Великолепно! — воскликнул на ходу Старый Никколо, выпархивая во двор. И, переведя удовлетворенный взгляд с мальчиков на экипаж, скомандовал: — Влезайте, мальчики! Влезай, Доменико! Нам надо еще забрать Умберто из университета.

Тонино попрощался с Бенвенуто и полез в карету. Несмотря на уборку, в ней пахло плесенью. Тонино был рад, что дедушка в таком хорошем настроении. И все вокруг, видимо, тоже. А когда карета загромыхала к воротам, Монтана провожали ее веселыми напутствиями. Старый Никколо улыбался и махал из окна. Может быть, подумал Тонино, из посещения герцога выйдет для них что-то очень хорошее и все волнения разом кончатся.

Ехать в карете было одно удовольствие, Тонино никогда еще не чувствовал себя таким важным. Карета громыхала и покачивалась. Лошади, как самые настоящие, цокали подковами по булыжнику, и люди спешили очистить мостовую. Кучер правил так искусно, что тут явно не обошлось без волшебства. И хотя на всех улицах стояли лужи, когда они с громкими криками: «Тпру, тпру!» остановились у университета, карета почти не была забрызгана.

Дядя Умберто влез в карету; он был в красной с золотом магистерской мантии и таком же превосходном настроении, как Старый Никколо.

— Утро доброе, Тонино, — сказал он Паоло. — Как твой кот? Утро доброе, — сказал он Доменико. — Я слышал, эти Петрокки тебя избили.

Доменико, который скорее умер бы, чем дерзнул обругать какого-нибудь Петрокки, даже одного, стал пунцовее мантии на дяде Умберто и просипел что-то невнятное. Дядя Умберто никак не мог запомнить, кто из младших Монтана есть кто. Бросив на Тонино такой взгляд, словно хотел спросить: «А это кто?» — он повернулся к Старому Никколо.

— Петрокки наверняка помогут, — сказал он. — Мне это сам Крестоманси сообщил.

— Мне тоже, — сказал Старый Никколо, но в голосе его слышалось сомнение.

Карета прогромыхала по залитому дождем Корсо и свернула к Новому мосту, проезжая по которому загромыхала даже громче. Паоло и Тонино смотрели в окна; они так волновались, что не могли говорить. Миновав вздувшуюся реку, карета поползла вверх, где, склоняя ветви, кипарисы ударяли ими по шикарным виллам, а затем покатила между замызганных старых стен. Наконец они прогромыхали под величественной аркой и, сделав крутой поворот, устремились вокруг переднего двора герцогского дворца.

Впереди их кареты другой экипаж, выглядевший игрушечным рядом с необъятным фасадом дворца, уже подъезжал к огромному мраморному крыльцу. Экипаж этот тоже был черным, а дверцы его украшали темно-красные щиты с леопардами, стоящими на задних лапах. Увидеть, кто вышел из экипажа, Монтана не успели и теперь с завистью разглядывали сам экипаж и коней. Это были черные стройные красавцы с выгнутыми шеями.