При стольких волнениях и переживаниях вряд ли удивительно, что Паоло и Тонино каждый день с нетерпением ждали приглашения на герцогскую пантомиму. Это было единственное светлое пятно! Антонио и Ринальдо отправились — пешком — во дворец, чтобы поставить там театральные эффекты, и вернулись оттуда, но о приглашении не было сказано ни слова. Наступило Рождество. Монтана всей семьей пошли в церковь — в прекрасную церковь Сант-Анджело с мраморным фасадом — и вели себя с истинным благочестием. Обычно истинным благочестием отличались только тетя Анна и тетя Мария, известные своей набожностью, но теперь все чувствовали, что им есть о чем просить Господа. Только когда наступило время петь «Капронского Ангела», усердия семьи Монтана чуть поубавилось. На их лицах — от Старого Никколо до самого маленького двоюродного братца — появилось отсутствующее выражение. И они запели:
Весело труба играет,
Ангел песню распевает,
Мир и счастье воспевает
На Капроны площадях.
Нам победа не изменит,
Дружба крепкая поддержит,
Вечным миром обеспечит
На Капроны площадях.
В страхе дьявол отступает,
Зло Капрону покидает,
Добродетель расцветает
На Капроны площадях.
Интересно, как звучат подлинные слова «Ангела», думал каждый.
Они вернулись домой для семейного торжества, но от герцога все еще не было ни слова. Закончилось Рождество. Наступил и прошел Новый год, и мальчикам пришлось примириться с мыслью, что никакого приглашения им не будет. И Паоло, и Тонино — каждый сказал себе: так я и знал, герцог и думать про нас забыл. Друг с другом они об этом не говорили. Но оба были горько разочарованы.
Из мрачного настроения их вывела Лючия. В один прекрасный день она промчалась по галерее с криком:
— Пошли смотреть на Розиного жениха!
— Что? — спросил Антонио, подымая свое озабоченное лицо от книги про Капронского Ангела. — Что? Ничего же пока не решено.
Лючия переминалась с ноги на ногу. И вся зарделась от возбуждения.
— Роза сама за себя решила! — выпалила она. — Я знала, что так и будет. Пошли!
Предводимые Лючией, Антонио, Паоло с Тонино и Бенвенуто промчались по галерее и вниз по каменным ступенькам в конце ее. Со всех сторон в комнату, называемую залом — она помещалась под столовой, — спешили люди и кошки.
Роза стояла ближе к окнам; счастливая, но с вызывающим видом, она обеими руками сжимала локоть смущенного на вид молодого человека с копной рыжевато-каштановых волос. На пальце Розы поблескивало яркое колечко. Рядом стояла Элизабет, у которой был такой же, как и у Розы, счастливый и почти такой же вызывающий вид. Когда молодой человек увидел, как в дверь зала потоком вливается вся семья, окружая его плотным кольцом, у него стало наливаться краской лицо, а рука потянулась вверх — ослабить узел элегантного галстука. Но, при всем том, каждому было ясно, что в душе молодой человек так же счастлив, как Роза. А Роза была необыкновенно счастлива и, казалось, вся сияла подобно надвратному ангелу. И поэтому все, любуясь, смотрели на них во все глаза. Из-за чего, конечно, молодой человек ужасно конфузился. Старый Никколо прочистил горло.
— Так вот, — начал он. И осекся. Это было дело Антонио. Он посмотрел на Антонио.
Паоло и Тонино заметили, что отец сначала взглянул на мать. Счастливый вид Элизабет, видимо, настроил его на иной, чем первоначальный лад.
— Н-да... Так кто вы, собственно, и откуда? — обратился он к молодому человеку. — И где познакомились с Розой?
— Он был подрядчиком на Старом мосту, отец, — ответила Роза.
— И он очень одарен от природы, Антонио, — добавила Элизабет. — У него прекрасный певческий голос.
— Чудесно, чудесно, — пробурчал Антонио. — Только пусть юноша сам за себя говорит, милые дамы.
Молодой человек сглотнул комок в горле и подергал галстук. Лицо у него стало теперь мертвенно-бледным.
— Меня зовут Марко Андретти, — сказал он приятным, хотя и хрипловатым голосом. — Мне кажется... По-моему, вы встречались с моим братом на Старом мосту, сэр. Я работал в другой смене. Там мы с Розой и познакомились.
Тут он, глядя на Розу, улыбнулся удивительно славной улыбкой, и у всех появилась надежда, что его признают достойным стать Монтана.
— Если отец ему откажет, это разобьет их сердца, — шепнула Лючия Паоло. Паоло кивнул. Он и сам так думал.
Антонио теребил нижнюю губу — он всегда это делал, когда был чем-то чрезмерно озабочен.
— Да, — подтвердил он. — Марио Андретти я, конечно, встречал. Очень почтенная семья. — Это прозвучало у него как-то не вполне убедительно. — Но вам, синьор Андретти, я уверен, известно, что мы — семья особая. Нам приходится тщательно выбирать, с кем нам породниться. Прежде всего хотелось бы знать, что вы думаете о Петрокки.
Бледное лицо Марко налилось румянцем. Он отвечал с яростью, крайне удивившей всех Монтана:
— Я их ненавижу, синьор Монтана.
При этом он, казалось, очень нервничал. Роза потянула его за рукав и, успокаивая, погладила руку.
— У Марко тут личные и семейные причины, — сказала она.
— В которые я предпочитаю не входить, — прибавил Марко.
— Мы... Я не стану вас выспрашивать, — проговорил Антонио, все еще теребя губу. — Но видите ли, члены нашей семьи должны вступать в брак только с теми, кто, по крайней мере, имеет хотя бы небольшой дар к волшебству. У вас есть в этой области какие-либо способности, синьор Андретти?
Марко Андретти, кажется, с облегчением вздохнул. Он улыбнулся и ласково снял со своего рукава руку Розы. И запел. Элизабет была права: у него был прекрасный голос. Золотой тенор. Дядя Лоренцо во всеуслышание заметил, что не понимает, почему такой голос до сих пор все еще не в миланской опере.