Зашуршали шелка: герцогиня спешила к столу.
— Проклятье! — не удержалась она. — И совсем недавно! Я слышу их запах даже сквозь эти сигары. Быстро! Они не могли уйти далеко. Они, скорее всего, ускользнули до того, как убирали комнату.
Ящик с грохотом вернулся в стол, принеся с собой пыльную темноту. Зашелестели шелка: обе дамы поспешно направили свои шаги в зал с креслами; раздалось негромкое, но решительное «бах», и дверь захлопнулась.
— Как ты думаешь, мы попались? — прошептала Анджелика.
— Нет, — сказал Тонино. Он был уверен: герцогиня не заметила, где они прячутся. Но теперь, судя по только что услышанному звуку, они вновь взаперти, и в голове у него не рождалось ни одной идеи, как эту дверь открыть.
Тем не менее даже в запертой комнате было больше простора по сравнению с узкой щелкой у задней стенки письменного стола. Анджелика и Тонино проталкивались, протискивались и продирались сквозь узкую щель, пока, в конце концов, не выбрались наверх. Прежде чем их глаза привыкли к дневному свету, Тонино стукнулся ногой о громадное, с телеграфный стол перо, после чего споткнулся о нож для разрезания бумаги, этакую плиту из слоновой кости. Анджелика налетела на фарфоровую статуэтку, стоящую у заднего края стола. Статуэтка закачалась. Качнулась и Анджелика. И обхватила статуэтку руками. А когда у нее перестали слезиться глаза, увидела, что сжимает в объятиях фарфорового мистера Панча — нос, красный балахон и все прочее, — которому она вполне под пару: они одного размера и роста. На другом конце стола красовалась фарфоровая Джуди.
— Никуда нам от них не деться! — посетовала Анджелика.
Письменный стол был покрыт гладкой красной кожей, очень легкой для ходьбы, и застлан листом белой промокательной бумаги, ступать по которой было еще удобнее. Перед столом находился стул с обитым чем-то красным, под стать столешнице, сиденьем. Тонино сразу сообразил, что они с легкостью на него спрыгнут. Еще легче спустятся вниз, цепляясь за ручки ящиков стола. С другой стороны, рояль, с которого стирала пыль горничная, стоял как раз рядом с письменным столом, и сразу за роялем было окно. До окна от рояля всего один широкий шаг, Правда, окно закрыто, но с его шпингалетом, видимо, справиться будет легко, если только они до него дотянутся.
— Посмотри! — сказала Анджелика, с отвращением показывая на рояль.
На крышке инструмента выстроилась целая вереница Панчей и Джуди. Одна пара представляла собой двух кукол на подставках, очень старинных и ценных на вид; еще одна пара была явно из золота; и еще одна — две весьма искусно вылепленные из глины статуэтки: Панч, выглядевший этаким хитроватым мужланом, и Джуди, как это ни непристойно, похожая на герцогиню. Ноты, лежащие на пюпитре открытого рояля, имели заголовок: «Арнольфини. Панч и Джуди. Сюита».
— По-моему, мы в кабинете герцога, — сказала Анджелика. И оба покатились со смеху.
Все еще похихикивая, Тонино ступил на рояль и двинулся по клавиатуре к окну: до-си-ля-соль-фа, — запели клавиши.
— А теперь назад! — хохотала Анджелика.
Тонино пошел назад — фа-соль-ля-си-до — почти в истерике.
И тут дверь отворилась, и кто-то стал быстро спускаться по ступенькам. Анджелика и Тонино не нашли ничего лучшего, как застыть на месте, надеясь, что их примут за еще одну пару статуэток Панча и Джуди. И, к счастью, вошедший был чем-то очень занят и озабочен. Швырнув на стол пачку бумаг и даже не взглянув на две новые фигурки, он поспешил назад, мягко закрыв за собою дверь.
— Ф-фью! — присвистнула Анджелика.
Они вернулась на стол и с интересом взглянули на бумаги. В лежавшей сверху стояло:
Донесение. Кампания началась в 08.00. Войска продвигаются на всех фронтах, отражая вторжение. Тяжелая артиллерия и резервисты выступают в поддержку. На Пизанском фронте большие потери. Замечен флот, — пизанский? — движущийся в устье Волтавы.
— Война! — воскликнул Тонино. — Почему?
— Это все герцогиня. Это, конечно, она втянула нас в войну, — сказала Анджелика. — А нашим семьям запрещено творить военные заклинания! Тонино, нам во что бы то ни стало нужно выбраться отсюда. Мы должны сообщить им, где находятся слова к «Ангелу».
— Но зачем герцогине поражение Капроны? — спросил Тонино.
— Не знаю. Только в ней есть что-то дурное, вот это я знаю. Тетя Белла говорила, что поднялся ужасный тарарам, когда герцог решил на ней жениться. Ее никто не любит.
— Пойдем посмотрим, сумеем ли мы открыть окно, — предложил Тонино. И снова двинулся по клавиатуре: до-си-ля-соль-фа-ми-ре.
— Тихо. Тс-с, — почти прошептала Анджелика.
Но, как обнаружил Тонино, если ставить ногу на клавиши очень медленно, они не звенят. Однако не успел он пройти половину пути, а Анджелика — только поднять ногу, чтобы за ним последовать, как оба услышали, что кто-то снова отворяет дверь. Нельзя было терять ни секунды, Анджелика бросилась назад — на стол. Тонино, произведя ужасный, режущий уши звук, метнулся по черным клавишам, вскарабкался на пюпитр и втиснулся за ноты.
И успел как раз вовремя. Выглянув оттуда — он стоял, высовываясь боком, в профиль, как рисунок древнего египтянина, — он увидел, что перед письменным столом стоит сам герцог Капронский. На взгляд Тонино, герцог выглядел растерянным и печальным. Он постукивал «Донесением» себя по зубам и, по-видимому, не замечал Анджелику, стоявшую на столе между Панчем и Джуди, хотя Анджелика, чьи глаза не выдерживали сверкания герцогских пуговиц, отчаянно моргала.
— Но я не объявлял войны, — говорил герцог себе самому. — Я смотрел кукольное представление. Как же я мог?.. — Он в смятении вздохнул, прикусив «Донесение» между двумя рядами крупных, сияющих, белых зубов. — Голова у меня уже поехала, что ли? — спросил он. Казалось, герцог разговаривает с Анджеликой. У нее хватило ума не отвечать. — Пойду спрошу Лукрецию, — решил он. И, швырнув «Донесение» к ногам Анджелики, поспешил из кабинета.