Тонино, пользуясь сумятицей, выковыривал кусок хлеба с помощью герцогской зажигалки, когда герцог гневно крикнул:
— Чепуха!
Воцарилась полная тишина. Тонино не смел шевельнуться, потому что все уставились на герцога.
— Неужели не понимаете? — сказал герцог. — Это же вражеская уловка. Но нас, капронцев, так легко не запугаешь! Разве не так? Вот... вы! Пойдите и приведите сюда род Монтана. А вы — Петрокки. Скажете им, что дело неотложное. И чем больше их придет, тем лучше. Я буду в Северной галерее.
И с этими словами он повернулся и пошел в Северную галерею, а Анджелика и Тонино шмякнулись о хлеб, всячески стараясь не наступить на масло.
Придя в Северную галерею, герцог уселся на широкий подоконник. Анджелика и Тонино высунулись наполовину из его карманов и принялись за хлеб с маслом. Герцог дружески передавал сигарообрезыватель от одного своего карманного жильца к другому, а в промежутках словно погружался в раздумья и сидел, уставившись на белые вспышки в горах за дворцом.
— Говорила же я тебе, Тонино, — не удержалась склонная к самодовольству Анджелика, — что мои заклинания всегда срабатывают.
— Железные грифоны, — сказал Тонино, — не мыши.
— Не мыши, — согласилась Анджелика. — Но я никогда еще не совершала ничего столь грандиозного. Рада, что они не разрушили дворец.
— Ничего, — заметил герцог мрачно, — пушки Пизы это вскоре сделают. На реке видны канонерки, и уверен — их, а не наши, Ах, кабы ваши семьи поторопились!
Но прошло полчаса, прежде чем появился любезный лакей, заставив герцога поспешно опустить клапаны на карманах и развеять во всех направлениях промасленные крошки.
— Ваша Светлость, члены семей Монтана и Петрокки ждут Вашу Светлость в Большом приемном зале.
— Хорошо! — сказал герцог, вскочил и побежал так быстро, что Тонино и Анджелике пришлось упереться ступнями в швы его карманов и крепко держаться за их края. Несколько раз они срывались даже при том, что герцог старался помогать им, придерживая на бегу карманы руками. Наконец они почувствовали, что он остановился:
— Проклятье! — прогремел он. — Всегда одно и то же!
— Что? — спросил Тонино, тяжело переводя дыхание. Он чувствовал себя так, словно ему перетрясли все внутренности.
— Мне назвали не ту комнату! — бросил герцог и вновь пустился бегом по коридорам и залам. Тонино и Анджелика тряслись в его карманах, пока не почувствовали, что он нырнул в открытую дверь. Карманы сильно качнулись. Потом качнулись в другую сторону: герцог, скользнув по паркету, остановился: — Лукреция! Это... это уже ни на что не похоже! Вот почему вы всегда посылаете меня не туда!
— Я не могу отвечать за нерадивость прислуги, милорд, — раздался на некотором расстоянии ледяной голос герцогини. — В чем, собственно, дело?
— Это... — начал герцог. — Эти... — Тонино и Анджелика почувствовали, что его качает. — Это все были Монтана и Петрокки. Были! Я посылал за ними. Да, посылал.
— И что, если были? — сказала герцогиня, прозвучав уже куда ближе. — Желаете разделить с ними компанию, милорд?
Они почувствовали, как герцог отступает, пасуя перед герцогиней.
— Нет. Отнюдь нет! Исполнять ваши желания, моя дорогая, для меня всегда удовольствие... Я... я... просто хотел бы знать, почему? Они же пришли сюда насчет грифонов.
Голос герцогини снова отдалился.
— Потому, если вам угодно, что Антонио Монтана меня узнал.
— Но... но... — пролепетал герцог, смущенно хихикнув, — вас все знают, моя дорогая. Вы — герцогиня Капронская.
— Я имею в виду, узнал, кто я, собственно, есть, — сказала герцогиня уже со значительного расстояния. И сразу же следом хлопнула дверь.
— Взгляните! — сказал герцог прерывающимся шепотом. — Вы только взгляните!
Он не успел договорить, как Анджелика и Тонино, упершись ступнями в швы его карманов, уже высунули головы из-под клапанов.
Они увидели тот самый блестящий зал, в котором однажды, ожидая взрослых, угощались пирожными: те же золоченые стулья и расписанный ангелами потолок. Но на этот раз блестящий пол был устлан марионетками. Они лежали навалом, дряблые, гротескные страшилища, брошенные как попало, — так лежали бы люди, внезапно свалившись. Они составляли две группы. И это все, что можно было о них сказать: определить, кто из них кто, было невозможно. В кучах лежали Панчи, Джуди, Палачи, Продавцы сосисок, Полицейские и даже один странноватого вида Дьявол, и куклы эти повторялись снова и снова. Судя по их числу, обе семьи, надо полагать, решив, что таинственные грифоны каким-то образом связаны с Тонино и Анджеликой, послали во дворец почти всех взрослых из каждой Казы.
Тонино не мог вымолвить ни слова. Анджелика закричала:
— Гадина! Мерзкая гадина! Помешалась она на куклах, что ли?!
— Она всех людей такими видит, — сказал с горечью герцог. — Простите меня, оба простите. Это уже слишком. Это ей так не пройдет! Ужасная женщина! Не понимаю, почему я на ней женился, — наверное, это тоже было заклятием.
— Как вы думаете, она догадывается, что вы нас подобрали? — спросил Тонино. — Она, верно, недоумевает, куда мы делись.
— Может быть, может быть, — пробормотал герцог. Он ходил по залу взад-вперед, а Тонино с Анджеликой, высунувшись из его карманов, смотрели на пол — на кучи разбросанных по полу неподвижных кукол. — Ей теперь, конечно, все нипочем, — говорил герцог. — Во всяком случае, с обеими семьями она разделалась. Ох, я дурак!
— Вы не виноваты, — сказала Анджелика.
— Нет, виноват. Я не умею быть твердым. Всегда выбираю легчайший путь... Что там еще?
Он рывком опустил клапаны карманов; Тонино и Анджелика оказались в темноте.